После того как они покинули апотекарион, Ольгейр все время старательно начищал и смазывал свой тяжелый болтер. С его громадной фигуры свисали огромные ленты с боеприпасами, в них были вплетены рунные амулеты разрушения, предрекающие уничтожение тем, кто не верует. На его броне по-прежнему оставались кислотные ожоги после битвы в пустошах, но он сбросил изодранные остатки шкур со спины.

— Ты что-то притих, великан, — сказал Вальтир на ходу.

Ольгейр шумно вздохнул.

— Нечего говорить. — Его грохочущий голос звучал подавленно.

— Наверное, нет, — согласился Вальтир.

Никто не хотел обсуждать недавние события, хотя, по правде говоря, именно они занимали большую часть мыслей боевых братьев.

Они быстро прошли через тенистые проходы Врат Игхала и оказались в районе собора. Смертные солдаты без остановки сновали вокруг, толкая тележки с боеприпасами или взвешивая в руках свои лазганы. Они уже давно перестали пялиться на Волков. Лица бойцов были скрыты за масками противогазов, но движения выдавали тревогу и спешку.

— Как думаешь, сколько продержится защитный периметр? — спросил Вальтир, когда они приблизились к нижним террасам. Он хотел, чтобы слова прозвучали легко, но фраза получилась натянутой. — Ты же помогал его строить.

Ольгейр хрюкнул.

— Будь у нас больше времени, то день-два, — ответил он. — А так — несколько часов.

Вальтир оглянулся.

— Ага, — с сожалением протянул он. — Похоже на то.

Они прошли по тому, что когда-то было узкой аллеей. Жилые блоки вокруг снесли, чтобы расчистить пространство для огневой позиции с лазпушкой, оборудованной на севере. Старые плиты и булыжники были сложены в грубую насыпь вокруг орудий. Гвардейцы Рас Шакех собрались на дальней стороне аллеи, окруженные стойками с лазганами и дополнительными батареями. Некоторые методично совершали последние подготовительные ритуалы над оружием, умиротворяя духов машины. Другие молились. Кто-то просто сидел на жаре, безвольно свесив руки в ожидании момента, когда мир вокруг начнет рушиться.

— Им будет тяжело, — заметил Ольгейр, задержавшись на секунду.

— Да, — кивнул Вальтир.

Ольгейр оглянулся вокруг. Уцелевшие стены зданий и бункеров, казалось, дрожали от жары.

— Я работал вместе с ними, — произнес великан. — Это хорошие люди. Думаю, они будут отважно сражаться.

Вальтир осторожно слушал, гадая, к чему ведет боевой брат.

Ольгейр покачал головой, словно прогоняя какие-то мысли.

— Жаль, что они умрут, — сказал он. — Я бы мог тут кое-что поделать. Спустя какое-то время они могли бы стать такими же крепкими, как наши кэрлы.

Как только он закончил говорить, по всему городу раздался низкий, шелестящий шум. На каждой башне, каждом балконе и проеме ворот внезапно развернулись флаги и повисли в неподвижном воздухе. Вальтир вовремя оглянулся через плечо на внушительную громаду Врат Игхала, чтобы увидеть, как два колоссальных штандарта разворачиваются по обе стороны от проема ворот. Флаги были черными, окаймленными золотым и жемчужно-белым. На одном была глубоким багровым цветом изображена эмблема Раненого Сердца, а на другом сияла золотом аквила Империума.

И так происходило по всему городу. Хьек Алейя был местом для церемоний, и здесь хранилось множество парадных драпировок, полковых знамен и ритуальных гобеленов. Когда все они одновременно явились взорам, эффект был ошеломляющим. Голый камень и скалобетон превратились в колышущееся море черного, белого, золотого и багрового цветов. Бессмертные символы Империума и Экклезиархии открылись взорам, ярко освещенные безжалостным солнцем и бросающие вызов бесконечному морю мерзости за стенами.

От такого зрелища Вальтир на какой-то момент забыл про реальную ситуацию. Он видел множество ослепительно сверкающих символов, созданных на планете, чьей единственной задачей было чтить имперские законы. Он чувствовал гордость, с которой создавались эти символы. Рас Шакех была небогатой и не очень красивой планетой, но всегда отличалась набожностью.

Ольгейр одобрительно заворчал.

— Хорошие люди, — повторил он, как будто только что увидел доказательство своих слов.

Космодесантники двинулись дальше. Ольгейр шел первым, Вальтир следовал за ним, держа руку на рукояти клинка. Он одновременно испытывал разные эмоции, в том числе те, которые ему обычно не были свойственны. В этот раз грядущая битва не казалась ему абстрактной тренировкой навыков. После того как пал Бальдр, все изменилось, приобрело более личный характер.

Но самым странным было то, что, несмотря на все, он разделял сентиментальность Ольгейра. Постепенно он начал сожалеть о том разрушении, что ждало Рас Шакех. Они храбро сражались за него. И будут биться еще отважнее, прежде чем все закончится.

Эти люди заслужили такое право. Своим упорным сопротивлением, мастерством и верностью они заслужили право на последний бой.

Он вспомнил, как ненавидел эту планету поначалу, и осознал, что теперь все было не так.

«Жаль, что они умрут».

Хафлои хромал вслед за Ёрундуром. Они находились рядом с внешним кольцом стен, в окружении бункеров и складов снабжения для сил защиты периметра. Ему по-прежнему казалось, что конечности атрофировались внутри брони. Вальтир сказал, что это пройдет. Кровавому Когтю было интересно, откуда мечник об этом знал.

— Ты мог бы идти помедленнее, — пожаловался он.

— А ты мог бы пошевеливаться, — парировал Ёрундур, не снижая скорости. — Я думал, ты уже можешь драться.

— Могу, — угрюмо буркнул Хафлои. — Но сейчас-то мы идем.

Ёрундур остановился и повернулся к нему лицом.

— Эти вещи связаны, — ядовито сказал он. — Скажи мне честно, щенок. Если ты не сможешь взмахнуть топором там, наверху, мне от тебя нет никакой пользы.

Хафлои оскалился под маской шлема.

— Я прекрасно могу размахивать топором, — ответил он. В голосе начали проскакивать рычащие нотки, прямо как у Гуннлаугура. — Просто поставь меня, где надо, и пусть они приходят.

Ёрундур внимательно посмотрел на Кровавого Когтя, как будто прикидывая, насколько мудрым будет такой поступок.

— Твои доспехи обгорели добела, — заметил он, — и этого не изменить. Может, нам стоит дать тебе прозвище на память. Меченный Ведьмаком? Белая Шкура? — Старый космодесантник покачал головой. — Мне никогда не давались такие вещи. Бальдр бы знал, что предложить.

Хафлои почувствовал приступ боли.

— Такие прозвища — для героев, — решил он. — Я не буду его носить.

Воспоминания о бое в ущелье все еще были свежи в его памяти. Он сотни раз сражался с последователями темных богов, но никогда его с такой легкостью не отбрасывали с дороги. Если бы только он был чуточку быстрее, немного хитрее и опытнее, Бальдр не лежал бы сейчас на операционном столе в недрах Галикона.

Он ждал сарказма от Ёрундура, но, к удивлению Хафлои, старый воин протянул руку и положил ее на плечо выбеленного колдовским пламенем доспеха.

— Ты еще молод, щенок, — сказал он. В его грубом голосе было больше теплоты, чем Кровавый Коготь когда-либо слышал от Старого Пса. — Ты хорошо сражался. Вальтир сказал мне, что даже ему пришлось бы попотеть, столкнись он с тем колдуном один на один. Понадобилось трое Волков, чтобы убить его. Трое! И одним из них был Гуннлаугур, который может лишить жизни кого угодно. Поэтому тебе нечего стыдиться.

Эта доброта была настолько необычной и неожиданной, что Хафлои не знал, что ответить. Сначала он даже решил, что Ёрундур продолжает его дразнить и прячет насмешку за словами утешения.

— Сомнения убивают, Хафлои, — продолжал Ёрундур. — Позволь им обойти твою защиту, и они разорвут тебя. Я видел, как ты работаешь топором, и считаю, что у тебя впереди славное будущее. — Тон Старого Пса немного изменился, как будто он что-то вспомнил. — Не сомневайся. Я бы очень не хотел видеть, как ты растратишь свой потенциал понапрасну.

Только тогда Хафлои понял, что над ним не насмехались. Он посмотрел на Ёрундура, который каким-то образом умудрялся горбиться и стоять криво даже в своих древних доспехах. Эти последние слова были искренними.