— И что изменило твою?

— Меня не было в родном мире. Наш старый Волчий Гвардеец погиб на задании. Я покинул Фенрис до того, как Гуннлаугур занял свое место. Прошло много времени до того, как я вернулся.

— Сколько?

Ингвар криво улыбнулся, считая.

— Я прибыл девять недель назад.

Байола выдохнула.

— Святая Офелия…

— Мы привыкаем:

— Не сомневаюсь, — сказала она. — Что случилось с вашим старым Волчьим Гвардейцем?

— Зеленокожие, — просто ответил Ингвар.

Ей не нужно было знать подробностей долгой осады цепочки крепостей на Урргазе, погони в космосе и, наконец, финального сражения с орками на орбите газового гиганта Телиокс Эпис. Ей не надо было знать, что тело Хьортура так и не было найдено, что считалось оскорблением для старого воина и горькой утратой его геносемени. Когда-то эти детали казались странными, но сейчас они стали просто историей, хранящейся в архивах Вальгарда и воспеваемой в сагах.

— Мне жаль, — произнесла она.

Ингвар пожал плечами:

— Не стоит. Его время пришло. Он прожил хорошую жизнь, достойную воина.

Байола задумалась.

— Вы фаталисты, — сказала она. — Я уже слышала об этом раньше от людей, которые имели с вами дело. Теперь, встретившись с вами, я убедилась в этом.

— На Фенрисе нас постоянно окружает смерть, с самого рождения. Она приходит быстро, в виде трещины во льду или потока пламени. Нельзя защититься от таких вещей. Поэтому мы научились принимать их: порядок вещей, судьбу. Вюрд.

— Я не смогла бы так жить, — заметила Байола. — У меня… проблемы с судьбой.

Ингвар ответил не сразу. Все это время Байола не отводила взгляд, следя за ним своими карими глазами.

— Почему-то говорю только я, — наконец произнес Ингвар. — Это была нечестная сделка.

Байола улыбнулась и опустила глаза.

— Справедливо, — согласилась она. — Что ты хочешь узнать?

— Я мог бы задать тебе те же вопросы, что и ты мне, — сказал он. — Ты выделяешься на фоне своих товарищей. Я никогда не слышал, чтобы кто-то из ваших говорил так, как ты. Мне интересно, какие силы тебя создали. Что привело тебя сюда? Твое присутствие в этом мире так же невероятно, как и наше.

Байола коротко кивнула в знак уважения, как бы говоря: «Хорошо подмечено».

— Я прошла обучение в Ордо Фамулус, — начала она. — Сопровождала инквизиторов Ордо Еретикус на миссиях высокого уровня и разрешала споры между планетарными губернаторами. Если тебе интересно, то я бегло говорю на двадцати девяти языках и еще на шести сотнях с помощью лекс-имплантатов. Я могу прочесть состояние души по одному жесту. Как только ты разглядел душу человека, его можно контролировать. Ну, или, по крайней мере, так меня учили в Инквизиции.

Когда она перечисляла свои достижения, то в ее голосе было что-то похожее на тоску.

— Однако я осмелюсь предположить, — продолжила она, — что вы не очень высокого мнения об Инквизиции.

— Предположения — опасное занятие, — ответил Ингвар. — Это не вся история. Орден Раненого Сердца — боевой, а не церемониальный.

Байола казалась усталой.

— О да. Раненое Сердце гордится количеством сожженных им еретиков. — Она опустила взгляд на руки, сложенные так, чтобы кончики пальцев едва касались друг друга. — Почему я к ним присоединилась? В конце концов, я решила, что провести жизнь в разговорах недостаточно. Я чувствовала, что теряю себя. Я видела последствия войн, но никогда не принимала в них участия. Я всегда говорила за других, и никогда — за себя.

Байола снова взглянула на космодесантника. В уголках ее глаз плясали вызывающие искорки.

— Меня отговаривали от перехода. Говорили, что мне не место в боевых орденах. Но всегда есть способ получить то, что нужно, если очень хочется, даже в Адепта Сороритас.

— Понятно, — сказал Ингвар. — И ты никогда не жалела об этом?

Пламя вызова поблекло в ее глазах, сменившись привычным выражением смирения.

— Я о многом жалею, — произнесла она. — Например, что этот мир такой чертовски жаркий и засушливый. Сокрушаюсь, что скоро здесь все предадут мечу и множество людей погибнет. Если бы я осталась в Ордо Фамулус, моя жизнь была бы проще и, возможно, дольше.

Она коротко улыбнулась космодесантнику. Это была понимающая улыбка, которая говорила о том, что у женщины еще остались силы радоваться жизни.

— Но жалею ли я о том, что могу стоять на собственных ногах и научилась стрелять из болтера? — спросила она саму себя. — Нет, конечно нет. Оказалось, что это у меня неплохо получается.

В этот момент, после ее слов, Ингвар понял, что знает все необходимое об Уве Байоле. С учетом обстоятельств было трудно остаться невпечатленным.

— Похоже, нас таких здесь двое, — сказал он.

— Где вы его нашли?

Гуннлаугур слышал подавляемый страх в голосе канониссы. Труп бесформенной кучей лежал на идеально чистом полу ее покоев и вонял гнилой рыбой. Его невидящие глаза уставились в потолок и уже начали разлагаться. Шея трупа отекла, покрылась синяками и истекала слизью.

— В подвале, — ответил Бальдр. — Прямо у вас под ногами.

По мнению Гуннлаугура, Бальдр выглядел плохо. Он казался уставшим и невнимательным, а волосы патлами свисали на лоб. Это было странно: изо всей их стаи Бальдр обычно меньше всех походил на дикаря.

«Сначала Ингвар, теперь он, — подумал Гуннлаугур. — Да что с ними всеми не так?»

Канонисса отвернулась от трупа и сморщила нос.

— Это был схолиаст Гериод Нерм, — сказала она, нервно перебирая пальцами. — Он пропал несколько дней назад. Я решила… Император, прости. Я решила, что он дезертировал. Некоторые сбегают, считая, что жара убьет их быстрее.

Гуннлаугур изучал груду разлагающейся плоти у своих ног. Признаки заразы были достаточно знакомыми. Тело схолиаста практически не отличалось от тех, что они видели в оскверненных недрах чумного корабля.

— Нерм сталкивался с врагом? — спросил он.

Де Шателен покачала головой.

— Он был чиновником и никогда не покидал цитадель, — произнесла она.

— А остальные ваши войска? — поинтересовался Бальдр, устало проводя рукой по лбу. — Те, которых отозвали с фронта?

На какой-то момент канонисса, казалось, растерялась.

— Я… Я думаю, да, — ответила она. — Часть наших подразделений отступила сюда из зоны боевых действий для переоснащения и пополнения запасов. А что я должна была сделать — оставить их умирать?

Гуннлаугур поджал губы:

— Были еще случаи, подобные этому?

Женщина снова покачала головой. На ее лице читалось смятение.

— Нет, — слабым голосом сказала канонисса. — Мы не думали, что…

— Конечно, вы не думали, — выпалил Бальдр. Его голос звучал обвинительно. — Вы сражаетесь с этими тварями уже много недель. Каждого, кто вернулся с фронта, нужно помещать в карантин. Видите, что вы натворили?

— Довольно, — отрывисто бросил Гуннлаугур. Он понятия не имел, почему Бальдр вел себя так дерзко. Обвинения были бессмысленными. Учитывая скорость и агрессивность вторжения, не было никакой возможности проверить каждого.

Однако лицо де Шателен побледнело.

— Нет, он прав, — сказала она с тревогой. — Мы считали, что оттянуть их от линии фронта будет правильно. Думали, что спасаем их. О Пресвятой Император…

Гуннлаугур бросил яростный взгляд на Бальдра.

— Сейчас это уже не имеет значения, — подытожил он. — У нас еще есть время. Каким штатом медиков вы располагаете?

Канонисса попыталась сосредоточиться.

— Сестры-госпитальерки — несколько отрядов, — ответила она. — У них есть необходимая подготовка. Мы можем провести проверки и организовать карантин для тех, кто расквартирован в гарнизонах.

— Хорошо, — сказал Гуннлаугур. — Делайте. Врата закрыты?

— Еще нет. Мы надеялись получить подкрепление. Двенадцатая боевая группа Гвардии отступает с севера, от руин Багаза. Судя по данным отчетов, они в двух днях пути.

Бальдр закатил глаза.

— Неужели вы не понимаете? — вопросил он устало. — Им позволили выжить. Среди них есть разносчики чумы. Вы не можете впустить их внутрь.