Крейсер вышел в реальное пространство у планеты Нишагар, где он совершил свой последний по счету и важности ритуал выхода из Караула перед агентом инквизитора Халлиафиора. Большую часть оставшегося у него имущества пришлось тогда оставить: все, кроме ониксового амулета в форме черепа и болтера модели «Охотник». В последнее время он предпочитал это оружие модели «Годвин», которую использовал раньше. Утрата всего остального: оборудования, трофеев, знаков отличия — для него почти ничего не значила. Ощущение было похоже на пробуждение от долгого сна, когда полузабытые фрагменты сновидений еще остаются в памяти.

Затем последовал перелет средней дальности на борту фрегата Имперского Флота, названия которого он даже не узнал. Задумчивый взгляд его серых глаз до смерти пугал солдат. Однако это было непреднамеренным. Тот факт, что солдаты не могли совладать со страхом, немного расстраивал его.

Только на Каттьяке ему удалось пересесть на фенрисийский корабль. «Ивекк» был шумным и быстроходным звездолетом, мог похвастаться командой, полностью состоящей из кэрлов, и протекающей защитной оболочкой машинариума. Зато команда разговаривала на джувукке. Какое-то время он чувствовал себя неловко, так как за долгое время привык изъясняться только на готике. Кэрлы его не боялись и знали, как правильно обращаться к Небесному Воину и как выказать ему почтение, поэтому он испытал облегчение.

Только в самом конце путешествия, когда корабль прорвал завесу окраин системы Фенриса, он позволил себе выбраться на палубы и получить удовольствие от звуков джувукки, того самого языка, что он слышал ребенком, сидя у костров. На нем он издавал кличи во время охоты в ледяных просторах и слышал его от жрецов, говоривших с ним уже после преображения. Не от всех радостей жизни пришлось отказаться ради службы. Именно эти звуки и вернули его в прошлое в конце долгого перелета, а также запахи и ощущения высохшего от старости меха, покрытой рунами стали, обработанных шкур, заплетенных в косы лакированных волос, спрятанных под доспехами.

Во время посадки он поднялся на мостик, в то время как смертные и сервиторы сновали вокруг и готовились к выходу на орбиту планеты.

Серо-белая сфера медленно заполняла обзорные экраны. Он видел, как спутанные клубки грязных облаков плывут над северным полушарием планеты, сворачиваясь в громадные спирали штормов. Он знал, что творится сейчас под этими облаками. Он представил, как мощные косые струи дождя превращают море в сплошную массу свинцово-серого цвета и заливают палубу драккара, изо всех сил сражающегося со стихией, так что его борт встает вровень с пенными гребнями волн.

Столкновение с жестокостью фенрисийских условий, вернувшись издалека, после того, как много лет он прожил здесь, вызвало странное и неуютное ощущение. Он скучал по дому, и это тоже было необычно.

Рюрик, капитан судна, человек с жестким и грубым лицом, одетый в форму цвета грязного снега, подошел к нему шаркающей походкой и встал рядом. Рюрик пытался найти повод для разговора с тех самых пор, как последние следы варпа остались позади. Это было не простое раболепие, а желание наладить контакт, обменяться словами с одним из повелителей. Небесные Воины нечасто путешествовали на судах поддержки типа «Ивекка». Собственно, и он присутствовал на палубе этого корабля только потому, что уже слишком долго не состоял в командной структуре ордена.

— Хорошо снова быть дома, повелитель? — спросил капитан, позволив себе улыбку.

Ингвар Орм Эверссон, когда-то известный под именем Гирфалькон, не знал ответа на этот вопрос. Пока он наблюдал за тем, как планета заполняет собой обзорный экран, а станции орбитальной защиты появляются из темноты, внутри него бушевал целый ураган эмоций, ни одну из которых он не мог понять.

Все было так, как раньше, и одновременно не так. Нельзя войти в одну реку дважды. Эту фразу он услышал от Каллимаха, и она была старше самого Империума, частица мудрости человечества из глубины веков.

Ингвар сощурился, как будто мог видеть шторм, бушевавший внизу, сквозь облака. Где-то там были льды, то место, откуда он родом, дикие и родные места, которые выковали его.

«Хорошо снова быть дома?»

— Приземляйся, — мягко сказал он, не отводя серых глаз от экрана.

После посадки, почувствовав под ногами гранит Горы, он отметил, что теперь все пахло по-другому. Или, возможно, все пахло так же, а он изменился. Пятьдесят семь лет — это долгий срок даже для него.

Ингвар вдохнул смесь запахов. Его человеческие чувства были давно заменены более богатым, широким и глубоким спектром ощущений, а он мог заметить даже то, что упустили бы его старые боевые братья. Все воины Адептус Астартес получали обостренное чутье после преображения, но Влка Фенрика предпочитали считать, что в их случае этот процесс заходил дальше, чем у остальных.

Ингвар научился сомневаться в таких похвальбах. Волки Фенриса много чем хвастались, и за время, проведенное вдали от залов Этта, он научился видеть, для чего действительно есть основания.

Хотя, может, и нет. Его мысли вернулись ко времени пребывания в составе отряда «Оникс», члены которого были набраны из разных орденов космодесанта. Чувства Ингвара всегда были острее, чем у Каллимаха, запах добычи он всегда начинал чувствовать чуть раньше. Он также был намного быстрее Джоселина, но никогда по-настоящему не сравнивал свои навыки с возможностями Леонида. Они все смеялись над этим. Остальные находили его искаженные черты лица одновременно гротескными и внушительными.

— Если у тебя такой хороший нюх, — как-то спросил у него Леонид из Кровавых Ангелов, — то почему ты так редко моешься?

Ингвар помнил их смех. Он не забыл, как присоединился к ним, как учился взаимодействовать с новой разобщенной группой непохожих друг на друга братьев, как совершал то же, что и каждый новообращенный Кровавый Коготь со времен Великого крестового похода: определял свое место, анализировал иерархичность и делал все прочее, что нужно, чтобы войти в команду.

Если бы он поддался искушению и ответил серьезно, то мог бы сказать, что значимость обоняния легко недооценить. Оно заранее предупреждает об опасности, позволяет идти по следу. Оно помогает обнаружить скверну.

Впечатлил бы их такой ответ? Ультрамарина вообще сложно поразить чем бы то ни было. С Кровавыми Ангелами дела обстояли не лучше.

Ингвар расширил ноздри и глубоко вдохнул.

Старый камень, отсыревший от остаточной влажности. В двадцати метрах внизу — смертные. Смазка фильтров двигателя, которую уже нужно менять. Выделанная кожа. Угли, привезенные издалека. Бронза, травленная кислотой, что-то чужое, появившееся лишь недавно.

Ингвар улыбнулся.

Это мой запах. Я здесь чужой, и теперь споры, которые я привез на себе через полгалактики, останутся на этих камнях. Этт знает: я больше не являюсь его частью.

Он посмотрел вверх. Проход перед ним был закрыт двумя створками из бронзы, на каждой — узелковый орнамент в виде беспорядочно разбросанных драконов, кракенов и морских змеев. Створки окружал голый камень, такой же грубый и выщербленный, как полуобработанные стены тоннеля, по которому он только что прошел.

Типичное для Фенриса сочетание: мастерство исполнения, совершеннейшее в Империуме, рядом с топорной работой.

— Открывай, — сказал он, замечая, как его голос, огрубевший от перенесенных испытаний, гулко отражается от каменных сводов вокруг.

Бронзовые двери плавно раскрылись. За ними была плохо освещенная комната, наполненная резким ароматом, исходящим от чадящих бронзовых жаровен.

В темноте его поджидала одинокая фигура.

— Добро пожаловать домой, Гирфалькон, — произнес Рагнар Черная Грива.

— Итак, это правда? — поинтересовался Вальтир.

Гуннлаугур фыркнул.

— Да.

Вальтир покачал головой.

— Когда тебе сообщили? — спросил он.

— Шесть часов назад.

— Скитья! — выругался Вальтир.

— Он прибыл на транспортнике. Они не посылали за ним боевой корабль, иначе я узнал бы быстрее.